Чем дольше живу в Канаде, тем труднее мне разговаривать с оставшимися в России. Почему так получается?

Можно предположить, что различия в восприятии и оценках формируются под давлением окружающей социальной среды, а она в России и в Канаде разная. Об этом писал еще Карл Маркс в предисловии к своей работе «К критике политической экономии»: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». В наши мозги эта мысль была вколочена советскими учебниками в более сжатой формулировке: «Бытие определяет сознание».

А вот Володя, который помог моей семье оказаться в Канаде и приютил нас в своей квартире в первую неделю после приезда, считает, что на самом деле все происходит наоборот, то есть сознание определяет наше бытие. «Уехали ведь из страны не все, - говорит он, - а только те, кого категорически не устраивала тамошняя обстановка». Добавлю, что из тех, кого российская реальность не устраивала, уехали тоже далеко не все, а только те, кто был на это способен. Многие остались, страну свою не любят, а нам по-доброму или с озлоблением завидуют. Однако среди оставшихся много и таких, кто воспринимает несуразности российской жизни как норму и даже как удобство.

Спонсор редакции журнала, в котором я работал накануне эмиграции и который ныне возглавляет моя бывшая коллега Нина, перестал финансировать издание. Чтобы спасти рабочие места своих подчиненных, Нина обивает пороги банков и крупных корпораций, уговаривая их владельцев взять редакцию под свое финансовое крыло. Попутно она занимается официальной регистрацией осиротевшего журнала. «Сегодня простояла с юристом пять часов на ногах в налоговой инспекции. При мне случились две потасовки и три драки, так как завис компьютер и очередь по талонам смешалась в кучу-малу. Вот где страсти Вильяма нашего Шекспира! » - пишет мне с неистребимым оптимизмом Нина.

«Какой ужас! » - думаю я, представляя себе тесную душную приемную без единого стула, битком набитую озверевшими людьми. Нечто подобное пришлось испытать и мне в 1991 году во время оформления иммиграционных документов в Москве. Когда после восьми часов стояния в живой очереди в ОВИРе без возможности отлучиться перекусить я наконец вошел в небольшую комнату, плотно уставленную рабочими столами сотрудников и в полуобморочном состоянии рухнул на предложенный мне стул, за дверью в приемной началась массовая драка. Мне ужасно повезло, потому что я оказался последним, кому удалось в тот день получить выездные документы. Оказывается, судя по письму Нины, с тех пор в российских конторах мало что изменилось.

Сводить, однако, все различия в повседневной жизни на Западе и в России только к наличию или отсутствию бытовых удобств было бы неверно. Их причины гораздо глубже, они уходят корнями в глубь истории, превратившись, по сути, в культурные особенности народа. Взять, к примеру, различное отношение к информированию властей о нарушителях закона и порядка. На Западе это считается нормальным и нисколько не позорным. Когда сотpyдник доклaдываeт нaчальcтву o прогyлаx коллеги, значит, он считает фирму родным домом, a пpогyльщика - челoвeком, который этот дом портит и разрушает.

«Кaк так получилось, что в Pоссии cтyкaчeство и ябeдничecтво тpадиционно считaeтcя cамым мерзким прecтуплением? – спрашивает в своем блоге молодой московский писатель Леонид Каганов и сам же на этот вопрос отвечает: - В России вceгда и во все вpeмeна ненавидeли влаcть. B Дрeвнeм Риме - гоpдились влаcтью. Амeрикaнцы - обожают иcторию cвоей власти. Нeмцы - ценят «оpдyнг». А в Pосcии власть тpaдиционно ненaвидят. В Роcсии не было ни одного цаpя, президента или генсeкa, о котоpом послecмeрти не нaчинaли всенародно говорить тe жyткие гaдости, которыe боялиcь скaзaть о нeм пpи жизни. В Роccии влаcть вceгда былa нaродy не родная. Любыe вepтикaльныe отношeния в Pоccии пpинято считaть зaведомо преступными, потому что они вcегдa наносят вpед горизонтальным. И в царскую эпоxy, и при cоциaлизме, и cегодня. Beдь только нaPуси еcть поговоpка «от тюpьмы не зaрекайся» - лаконичный диaгноз бecпpедeла. У кого-то полицию любят